ИРЯиК в лицах: Марина Троадьевна Тверитинова

В нашем институте работает много преподавателей с большим стажем, которым есть что рассказать о своей жизни и работе. Мы начинаем рубрику, в которой мы будем публиковать интервью с различными сотрудниками нашего института.

Марина Троадьевна Тверитинова, преподаватель с большой буквы П. Она работала в разных странах, обучила огромное количество студентов, которые до сих пор помнят её и часто поддерживают с ней связь. Именно Марина Троадьевна стала героем нашего первого выпуска.

Е.: Марина Троадьевна, расскажите, пожалуйста, как Вы пришли в нашу профессию? Как стали заниматься РКИ?

М.Т.: Я никогда не предполагала, что я буду заниматься русским как иностранным. Я заканчивала филологический факультет педагогического института, и моя специализация была русский язык и литература, плюс ещё французский язык. Но когда мы оканчивали институт и проходили практику в одной из прекрасных московских школ, где были замечательные преподаватели, в нашу страну – а это был 61й год – пришло письмо с Кубы. Фидель Кастро просил правительство СССР отправить на Кубу 100 молодых преподавателей  только-только за 20 лет. Поэтому собрали 100 человек из разных городов: из Москвы, из Петербурга, из Минска, из Киева, из Нижнего Новгорода, из Казани. Из нашего института отобрали 12 человек, а поехали всего двое.

Е.: То есть Вас привела в профессию судьба?

М.Т.: Вообще я мечтала быть преподавателем русского языка и литературы, потому что у меня был блестящий преподаватель русского языка и литературы в прошлом. Он был профессором русской литературы в университете. У нас была необыкновенная атмосфера в классе, мы много читали, обсуждали, думали, и я очень хотела заниматься литературой и русским языком. Но когда я первый раз поступала в институт, я получила 24 балла из 25 и не прошла. Был очень большой конкурс. Я была в шоке, как так… Мои друзья поступили, а я – нет. Я месяц очень переживала, а потом мама, которая тогда преподавала французский в Институте иностранных языков им. Мориса Тореза, сказала, что их декан готов взять меня с такими оценками на вечернее отделение.

Е.: И Вы пошли туда?

М.Т.: Да, я полгода проучилась в этом институте, но понимала, что не хотела заниматься французским языком. И тогда я ушла и пошла сдавать экзамены второй раз. Получила 25 из 25, но не была зачислена, потому что в это время Н.С.Хрущёв принял постановление, что в первую очередь в институт должны быть приняты люди, у которых есть 3 года стажа. А у меня ещё даже года стажа не было.

Е.: И что Вы сделали?

М.Т.: Я ходила на приём к министру просвещения Прокофьеву. Я ему объяснила, что я два раза поступаю в университет, я хочу быть учителем русского языка. Он мне предложил поехать в Белгород и сказал приходить в девять утра к министерству: будет автобус, который повезёт всех тех, кто сдал экзамены и набрал 25 баллов. Я пришла раньше, в половине девятого, а автобус уже ушёл в 8 часов. Ну что делать? Я ещё раз записалась на приём и когда я у него появилась, он подумал, что я сбежала из Белгорода, но я ответила: «Нет, я не сбежала. А я просто хочу Вам сказать, что Вы обманщик. Вы назначили один час, я пришла на полчаса раньше, а автобус ушёл в 8 часов». Он говорит, мол, ладно, я виноват, пойдёшь учиться в МОИП им. Н.К.Крупской на французское отделение.

Е.: Опять французский! Как будто судьба!

М.Т.: Да, французский меня преследует. Даже сейчас: у меня внучка наполовину француженка. И вот я снова оказалась на французском отделении, но всё равно знала, что не буду там учиться. Я пошла к декану филфака этого института и объяснила ему, что я сдала экзамены один раз на 24 балла, второй раз на 25 баллов и я не хочу заниматься французским языком, а хочу заниматься русским! Он обещал мне взять меня, если освободится место. Так и случилось: одна девушка ушла в декрет, и меня перевели на русское отделение филфака.

Е.: И отучившись, Вы оказались на Кубе?

М.Т.: Не сразу. Сначала пришло предложение преподавать РКИ в Алжире, т.к. у меня был французский язык. Но я отказалась, сказала, что поеду куда угодно, в Сибирь, в деревню, только так, чтобы там не было французского. Наш декан тогда сказал, что таких сумасшедших он ещё не видел, и отправил меня продолжать практику в школе. Через некоторое время снова была распределительная комиссия. И тогда какой-то мужчина смеясь спросил: «Какая девушка не хочет ехать в Алжир?». Я говорю: «Это я». «Почему?» «Потому что в Африке опасно»… в Африке ужасный крокодил (смеется). Он спрашивает: «А на Кубу вы поехали бы?» Я говорю: «Французский язык там есть?» Он говорит: «Нет». Я: «Вот туда с удовольствием!» Вот так я и попала в эту группу из 100 человек.

Е.: Расскажите, как Вы начинали работать на Кубе?

М.Т.: 12 апреля (в День космонавтики) нас отправляли на Кубу группами. Наш самолёт встречал Эрнесто Че Гевара. Мы тогда ещё не представляли, кто это, думали: ну, какой-то симпатичный кубинец. Нас привезли в Гавану, и мы начали работать в школе им. М.Горького, которая потом стала называться Институт им. М.Горького. Конечно, с нами были и опытные преподаватели, а также методисты из РУДН и из Ленинградского государственного университета.

Е.: Вас обучали, как преподавать русский иностранцам?

М.Т.: Перед отъездом в РУДН мы ходили на курсы, где нам прочитали общие лекции. А вот на Кубе уже началась настоящая работа и обучение: нам показывали, как надо учить. Там мы столкнулись с большой трудностью: не было языка-посредника. На Кубе в то время Студенты не хотели говорить по-английски, потому что это был язык янки. Французский тоже мне мало помогал, разве что латинские корни общие. Вот нас и учили, как преподавать без языка-посредника. Это была хорошая школа. Перед нами были поставлены серьёзные задачи: мы должны были подготовить более 1000 переводчиков и учителей русского языка.

Е.: А кто был среди Ваших учеников?

М.Т.: Это были молодые ребята от 15 до 23 лет, которые в то время участвовали в ликвидации неграмотности, т.е. учили людей в деревнях читать и писать. Когда они вернулись после ликвидации неграмотности, Фидель выступал на площади и спросил, кто хочет изучать русский язык. Ведь СССР был страной социализма, к которому стремилась и Куба. Вышло вперёд примерно 1000 человек. Они и начали изучать русский язык. Среди них были дети из зажиточных семей, чьи родители покинули Кубу, улетели в Америку. Тогда была массовая эмиграция. Фидель разрешал уезжать всем, кто хотел; не разрешалось только брать с собой вещи. Каждое воскресенье в 8 утра улетал самолёт. В некоторых семьях были дети, которые не соглашались уезжать и оставались на Кубе. Группы были разделены на мужские и женские. Наших студентов называли «бекадос». У них была форма: серые юбки, военизированные рубашки и пилотки с оранжевой полоской.

Е.: А почему оранжевая полоска?

М.Т.: На Кубе растёт дерево. Не помню точно, как оно называется, по-моему, фламбоям. Среди «бригадистов» [1] был студент Конрадо Бенитес, которого американцы повесили на этом дереве. И вот в память об этом студенте, который погиб в этой кампании по ликвидации неграмотности, на пилотках была такая оранжевая полоска. У меня тоже есть пилотка. (улыбается).

Е.: Расскажите какой-нибудь интересный случай из того времени.

М.Т.: Когда мы приехали, через 2 месяца нас всех собрал Фидель и сказал, что мы приехали из страны благополучной, нужно, чтобы мы увидели, как и в каких условиях жили и работали наши ученики. Поэтому нам предложили подняться в горы и посмотреть школу «Минес дель фрио». И вот, 26 июля (когда на Кубе был национальный праздник) мы поднялись на эту гору. Пока мы туда поднимались, шёл тропический дождь, было скользко, но мы всё равно шли вперёд. Не мешал даже груз: мы несли книги Макаренко в подарок этой школе. Всё это было очень романтично. Когда мы добрались до места, увидели, что там действительно в горах была школа, где жили и работали многие студенты.

Е.: Какие ещё события Вам, может быть, запомнились?

М.Т.: Какие события ещё были?.. Я попала в разгар Карибского кризиса. Страна была на грани войны, и многие наши студенты пошли в ополчение и готовились к войне. А тех, кто не пошёл, отправили на сбор кофе. И нас, учителей, тоже отправили собирать кофе вместе с ними. Поэтому мы с 5 утра до 12 дня собирали кофе, потом отдыхали, а потом занимались в горах русским языком.

Е.: Это было трудно…

М.Т.: Да, но это было интересно. Мы верили, что мы делаем хорошее дело. Ученики наши были изумительные, потому что, во-первых, у них была очень большая мотивация: для изучения языка они много и упорно работали; во-вторых, они понимали, что мы уехали из дома и наш дом очень далеко, и относились к нам очень тепло. Я такой любви от студентов никогда не испытывала. Прошло уже более пятидесяти лет, а мне до сих пор звонят и поздравляют с днём рождения.

Е.: Как хорошо! Как здорово, что такие студенты есть.

М.Т.: Да, было трудно, но нам многое помогало. Во-первых, кубинцы очень музыкальные, они быстро схватывали интонацию, звуки, с интересом занимались и довольно быстро усваивали язык. Во-вторых, должна сказать большое спасибо нашим методистам, Игорю Владимировичу Иванову из РУДН и Бобровой Лидии Михайловне и другим методистам из Ленинграда, которые нас учили. Это была хорошая школа.

Е.: В каких ещё странах Вам довелось поработать?

М.Т.: Я работала на летних курсах в Чехословакии в страшный год, 68-й. И я работала на кафедре славистики в Югославии. Это тоже было очень интересно. На Мадагаскаре я преподавала литературу, а когда там узнали, что я преподаю русский как иностранный в МГУ, то дали мне ещё вести курс русского языка и аудирование.

Е.: А какая страна Вам больше всего понравилась?

М.Т.: Я не могу сказать, какая страна мне больше всего понравилась. Все страны разные, интересные, со своей историей и культурой. Их нельзя сравнивать. Но думаю, что Куба осталась в нас во всех на всю жизнь. Спустя и 10, и 20 лет нас собирало посольство Кубы. Там нас научили самостоятельности, не бояться трудностей, любить учеников. Для меня Куба была настоящим педагогическим университетом.

Е.: А как Вы потом оказались в Институте русского языка и культуры?

М.Т.: Когда я вернулась с Кубы, я пришла в наш институт, чтобы встретиться со своими студентами. При встрече они так кричали в коридоре, что вышла замдекана Валентина Васильевна Кулешова и спросила, что здесь за шум. Студенты сказали, что я их преподавательница, и, поговорив со мной, она сразу предложила мне работу в институте. А я не согласилась. Я же только что прилетела, хотела отдохнуть и поехала в отпуск. А отдыхать не смогла: после того напряжения, которое было на Кубе, я вдруг почувствовала, что меня всё раздражает: я не могу отдыхать, надо работать. И к сентябрю я вернулась на факультет. Тогда я думала так: я всё равно буду заниматься литературой, поэтому вскоре уйду, но пока здесь наши кубинцы, я буду продолжать работу с ними.

Е.: Расскажите о Ваших впечатлениях, когда Вы пришли на работу сюда.

М.Т.: Я пришла в очень хороший коллектив преподавателей. Здесь была Ева Григорьевна Баш, здесь была и Марина Николаевна Лебедева, Лилия Николаевна Шведова, Люцета Леоновна Бабалова, Надежда Андреевна Метс и много других замечательных преподавателей. Эллина Юрьевна Сосенко потом пригласила меня делать учебник русского языка для школ Кубы. Когда я сюда пришла работать, мне, конечно, казалось, что я уже научилась многому на Кубе. Моим руководителем была Нонна Абрамовна Высоцкая, и мы работали с кубинцами. Мне предлагали взять для обучения арабский учебник. Я посмотрела этот учебник и увидела, что в первой части нет ни местоимений, ни прилагательных, а мы на Кубе работали иначе. И я решила делать по-своему. Я же знала, что кубинцы способны взять этот большой материал. И вот как-то раз ко мне на урок пришёл Наум Борисович Шевелёв. Мои студенты прекрасно отвечали, ему всё понравилось. А потом после урока он спросил, по какому учебнику мы занимаемся, ведь в арабском учебнике нет такого материала. Я ему ответила, что не надо ограничивать возможности студентов, если они могут взять больше, чем предлагает этот учебник. Он пожал плечами и сказал: «Работайте». Прошло несколько недель, и тут во время урока я случайно обратила внимание на обложку этого учебника, на которой было написано: «Шевелёв Наум Борисович». Мне стало так стыдно. После урока я выскочила в коридор, увидела Наума Борисовича и говорю: «Наум Борисович, Вы должны меня простить! Я невежа. Невоспитанная!» Он говорит: «Да нет, ничего особенного. Я Вам дам четвёртую часть. Скажите всё, что Вы думаете». Вот такая была чудесная атмосфера.

Е.: Кубинцы, если я правильно поняла, были на начальном уровне. А как Вы стали работать на продвинутом этапе?

М.Т.: Я поработала какое-то время с кубинцами, потом ещё года два с другими студентами начального уровня, а потом, когда к нам стали приезжать стажёры из Восточной Европы, я решила, что хотела бы попробовать: а смогу ли я работать со стажёрами.

Е.: А на каком уровне Вам больше нравится работать? И почему?

М.Т.: На продвинутом.

Е.: Почему?

М.Т.: Здесь больше возможности погружаться в язык, в тонкости грамматики, работать с неадаптированным художественным текстом, знакомить с богатством нашей культуры. Продвинутый этап – это взаимное открытие других миров, и это интересно. Это, можно сказать, взаимообучение. Я это очень люблю.

Е.: А какие направления Вас ещё интересовали?

М.Т.: Мне всегда было интересно не только что, но и как. Я проходила курсы у Г.А.Китайгородской по интенсиву, потом повышала квалификацию в Пушкинском институте у А.А.Акишиной. Мне это очень нравилось.  Интенсивный метод мне один раз очень помог. Помню, я тогда работала с немцами. Немцы очень скрупулёзно ко всему относятся. Если пересказывают текст, то всё с мелочами, с деталями. Когда я прошла курс интенсива, я решила проводить уроки по развитию речи в игровой форме и дать немцам другую национальность. Вот вы итальянец, вы француз, вы японец. И как они менялись! С них вдруг сползала вся их дотошность, они становились французами и итальянцами и всё очень эмоционально обсуждали.

Е.: А Вам доводилось работать на самом высоком уровне, то есть когда знание языка почти как у носителей?

М.Т.: Один раз у меня была группа, где все были заведующими кафедрами Потсдамского, Берлинского университетов и др. Я шла к ним, а у меня тряслись поджилки. Я помню, иду по коридору, а они все стоят. Я спрашиваю: «Что же вы не входите в аудиторию?» А они говорят: «Только после Вас!» Я вхожу – и сразу на часы. А ведь я никогда на часы вообще не смотрю. И они спрашивают: «Вы нас боитесь?» Я им отвечаю: «Боюсь не то слово, у меня дрожат поджилки!» А они  говорят: «Дрожат поджилки – это что?» (смеётся) Я им объяснила и честно сказала, что сейчас главный вопрос для меня – что я могу им дать, чтобы эти часы были полезными. Для них важно было общение, и я им задала на дом читать книгу И.Грековой «Кафедра». Они сначала взбунтовались, мол, мало времени, но прочли всё очень быстро. И у нас было очень жаркое обсуждение. Благодаря таким группам я открывала тонкости и богатство русского языка, разбиралась в трудностях употребления видов глаголов, получала удовольствие от работы с художественным текстом.

Е.: Вы когда-нибудь преподавали РКИ русским преподавателям?

М.Т.: РКИ – нет, но я работала в детском доме для детей из неблагополучных семей и преподавала там русский язык. Это было ещё до Кубы. Когда мы ждали отъезд, я проработала там  всего 3-4 месяца, но опыт был необычный.

Е.: Как Вы думаете, что главное в работе преподавателя?

М.Т.: Я думаю, что главное – это профессиональные знания и умение их передать ученикам, а также умение создать атмосферу в группе. Многое зависит от преподавателя. Интенсив всегда говорит о том, что нужно раскрыть потенциальные возможности личности. И это правда. Надо научить «летать». Вот у меня, например, сейчас в группе есть девочка-кореянка. Она боялась идти ко мне в сильную группу после пробного урока. Она колебалась, потому что знала, что ей будет трудно. И тогда мы решили проголосовать в группе: взять её или не взять. Все сказали: «Взять!» Сейчас все студенты в группе знают, что ей труднее всех, и помогают ей, а она тянется. Она умница! Иногда высказывает очень оригинальные и глубокие мысли.

Е.: Вы можете дать какой-нибудь совет начинающим преподавателям, на что нужно в первую очередь обратить внимание?

М.Т.: Я думаю, совет один: «Учиться, учиться, углублять и совершенствовать свои профессиональные знания и умения, обмениваться опытом с коллегами, искать новые приёмы подачи материала. Ещё я думаю, что важно дать студентам понять, что они все разные. Они не должны бояться конкуренции, не должны сравнивать себя друг с другом. Я своим студентам всегда говорю: «Вы умные, вы талантливые. Вы все разные. Вы должны гордиться этой разностью! Вы интересные этой своей разностью! Даже ваши ошибки интересные!» Поэтому для преподавателя главное – заставить студентов поверить в свои возможности и дальше это поддерживать. Я не боюсь хвалить студентов и, конечно, не приемлю никакого командного тона. Во-вторых, очень важно сделать так, чтобы студенты сдружились друг с другом. Это, конечно, не всегда получается. В-третьих, важно сделать занятия динамичными; нужно уметь строить задание таким образом, чтобы все в этом участвовали. И, конечно, самое главное правило: на уроке должно быть интересно, и все должны быть максимально задействованы. Правда, моя методика приводит к тому, что в конце урока они говорят: «Всё! Мы устали!» (смеётся)

Е.: А какие пособия Вы чаще всего используете?

М.Т.: Мы с Тамарой [Тамара Георгиевна Трофимова] используем пособие В.И. Аннушкина и др. «Легко знакомиться, расставаться трудно» Пушкинского института. Оно очень хорошо написано. Но там нужно тщательно готовиться к каждому уроку. Сколько бы лет я ни работала, я всегда 2,5-3 часа обязательно готовлюсь к каждому уроку. Но это только часть от общего курса. Этот учебник погружает в тонкости разговорной речи, вырабатывает речевое поведение в ситуациях бытового общения. Также я часто беру пособия К.П.Алликметс и Анны Стренгель-Кямпер «Одна жизнь – две культуры» и Н.В. Баско «Обсуждаем глобальные проблемы», а также пособия, написанные совместно с Т.Г.Трофимовой, «А Вы как думаете», «Об этом стоит узнать», «Для тех, кто хочет больше знать» и другие. Мы следим за всеми новинками, которые появляются в нашей области.

Е.: Расскажите о Ваших студентах. Кто Вам особенно запомнился?

М.Т.: Я всех своих учеников помню: и кубинцев, и тех, кто здесь у меня учился. На Кубе у меня была удивительная девочка со сложной судьбой, и судьба нас ещё до сих пор держит вместе. Её звали Танья Альфонсо. Она познакомила меня с родителями национального героя Кубы, Камило Сьенфуэгоса.

Когда я уже приехала работать сюда, у меня был студент Пьер с Мартиники. Это было лет 40 назад. Он никогда не ходил обедать. Я у него спрашивала, почему, а он мне отвечал: «Сытое брюхо к учению глухо». Потрясающий был парень!

А ещё помню, был у меня один француз. Ему было лет за 50, а может, и больше. Он был врачом и лечил бедных людей в африканских странах в рамках проекта «Врачи без границ». Он влюбился в русскую женщину, тоже врача, бросил свою семью, переехал сюда и тут женился. Я его тогда спросила, зачем он учит русский, а он мне отвечает: «Я должен со своей ласточкой говорить по-русски». (смеётся) Я не знаю, жив ли он сейчас. Он жил в моём районе, и каждое утро, когда я ходила гулять с собакой, он бегал. Вот так вот!

За несколько последних лет тоже были потрясающие студенты. У меня был дивный 56-летний американец Гордон, который переводил Достоевского и преподавал здесь английский язык. Он тоже влюбился в русскую женщину.

Был другой удивительный американец. Умница! Джоэл. Он был 2 метра ростом, всегда чем-то недоволен, но очень хороший студент. У меня вообще не было плохих учеников! Были яркие, интересные личности! Мои студенты меня заряжают. Если бы не они, я бы уже давно ушла. Меня все мои друзья и родные ругают, что я не ухожу с работы, мол, уже пора. А я говорю, что у меня ещё есть энергия.

Е.: Марина Троадьевна, спасибо большое за то, что Вы нашли время побеседовать с нами! Это было очень интересно!

М.Т.: Спасибо вам!

Беседовала Екатерина Калмыкова.